Цитаты из "Бешеных быков". Монументальная вещь, даже несмотря на неважный перевод
многоВспоминает Таун: "Ещё пацаном я подметил в кино четыре особенности: герои в любое время дня и ночи могли найти свободное место на автостоянке; в ресторане они никогда не брали сдачу; муж и жена никогда не ложились спать в одну постель; женщины перед сном не смывали косметику, а утром выглядели безукоризненно. Для себя я решил, что так делать не буду. В "Бонни и Клайде" героиня пересчитывает мелочёвку сдачи, а Мосса так зажали на стоянке, что еле выбрался, унося ноги. Хотя, думаю, в этом не только моя заслуга".
Питер Фонда: "Я был навеселе. Случайно посмотрел на снимок из "Диких ангелов", где мы с Брюсом Дёрном сидим на мотоцикле. И тут меня осенило: вот оно! Это же вестерн наших дней - два приятеля гоняют по стране, возможно, толкают наркоту. Денег у них полно, и они собрались свалить во Флориду, чтобы осесть там и завязать. А парочка обывателей разделывает их под орех только за то, что они на них не похожи".
В половине пятого утра другим сумасшедшим, способным воспринять подобную идею, мог быть только Деннис Хоппер. Фонда и Хоппер были закадычными друзьями, хотя нередко и собачились друг с другом.
...Основные черты "нового кино": пренебрежительное отношение к "священным коровам" всей предыдущей истории кинематографа - фабуле, хронологии событий и мотивации действий; жанровое смешение комедии и трагедии; невозможность провести чёткое различие между героем и негодяем; сексуальность напоказ, а также новый, ироничный взгляд на происходящее, как бы со стороны, исключающий вынесение очевидных суждений.
По словам Джеймса Каана, который снялся у Копполы ещё в «Людях дождя», в первый список Копполы входил он сам — Сонни, Роберт Дювалл — Хаген и Аль Пачино — Майкл. Аль Пачино действовал на Эванса как красная тряпка на быка. И хотя сюжет, как мозаика, строился из множества персонажей, именно образ Майкла, как стержень, проходил через всю ткань повествования. Эванс считал, что Аль Пачино с ролью не справится. Его никто не знал, он был не высок ростом, а на звезду тянул не больше, чем Майкл Поллард или Джин Хэкмен из «Бонни и Клайда». Эванс предлагал на роль Майкла кого угодно — Редфорда, Битти, Николсона, наконец, своего приятеля Алена Делона, но только не Аль Пачино, неизменно называя его «карликом». Вспоминает Коппола: «Мне все уши прожужжали: «Что за чучело немытое, он скорее крысу из сточной канавы напоминает, чем пай-мальчика из колледжа»». После каждого разговора с Эвансом Коппола в сердцах бросал трубку, рискуя расколошматить телефонный аппарат. Сам Аль Пачино решению своей судьбы помогал мало. Самое интересное, что кроме Фрэнсиса никто не видел в нём будущего актёра. Оказываясь в приемной офиса «Калейдоскопа» на Фолсон-Стрит, явно нервничая в ожидании режиссёра, он нарезал бесчисленные круги вокруг бильярдного стола. Глаза ни на кого не поднимал, смотря строго в пол.
«Первый раз я занимался сексом с чернокожей проституткой, 5 долларов за раз, — рассказывает Фридкин. — Потом в течение нескольких лет это были только проститутки. Тогда я ещё не понимал, что получил самое здоровое сексуальное воспитание. Вёл я себя, правда, как последний негодяй — никаких мыслей, только бы завалить девчонку. Однажды во «Французском связном» мы снимали эпизод, когда Джин Хэкмен преследует кого-то из французов на пересечении Мэдисон-авеню и 69-й улицы, как раз перед отелем «Уэстбери». Случайно в камеру попала прохожая блондинка, я тут же велел ассистенту послать за ней и потом полгода без перерыва её трахал. Так поступал и Фрэнсис, а для Богдановича его член вообще был единственной и неповторимой музой».
Говоря о Сибилл, он всегда переходил на покровительственный тон: «Когда я впервые увидел её, это была лишь причуда, намёк, тоненький голосок, что донёсся до моего слуха. Рука потянулась, и — появилась она. Очень благодарный материал, следует, куда укажешь». Наверное, не осталось журнала, с обложки которого на вас не смотрела бы, улыбаясь во весь рот, самодовольная парочка, словно говоря: «Мы — Питер и Сибилл, а вы — нет!». Кэри Грант посоветовал Питеру сбавить обороты:
— Перестань твердить, что у вас — любовь, что вы — счастливы.
— Почему?
— Потому что остальные не влюблены и совсем не счастливы, а, значит, не хотят, чтобы им кто-то жужжал о своей любви.
— Но, Кэри, я считал, что люди радуются, видя влюбленных.
— Отнюдь. Запомни, Питер: народ не любит красивых и счастливых.
Через пару месяцев, как рассказывает Йабланс, ему позвонил Питер, который остановился в Нью-Йорке в отеле «Плаза»:
— Фрэнк, это Питер. Мне очень плохо, пришли мне врача студии.
— Тебе очень плохо?
— Температура выше сорока.
— Бог мой, Питер, ещё немного и ты откинешь копыта!
— Потому и звоню. Посылай доктора.
— А ты будешь ставить «Бумажную луну»?
— Что за вопросы в такую минуту!
— Так ты ставишь или нет? Пойми, если ты не отдашь мне картину, мне до фонаря, живой ты или уже нет. А врача сам найдёшь.
— Ты шутишь?
— Никогда не был ещё так серьёзен.
— Не думал, что ты настолько жесток.
— Да, Питер, такая я свинья.
(Богданович заявляет, что не помнит подобной словесной пикировки.)
Вполне объяснимо, почему люди, особенно женщины, возненавидели эту картину. В ней представлен тот кошмар, что охватывает мужчину, ставшего свидетелем достижения женщиной половой зрелости. Пробуждение женской сексуальности сравнивается в фильме с дьявольской одержимостью, для борьбы с которой, путём насилия и пыток, и объединяются люди, почти сплошь священники, давшие обет безбрачия. По замечанию Джона Бурмена, задача спасателей — вернуть девочку в состояние досексуальной невинности. Сцена, в которой рядом влагалище и распятие, рассчитанная на сенсационную выразительность и имеющая действительно дьявольский подтекст, бесспорно, богохульна. Однако кроме этого она несёт в себе и сильный образ такого явления человеческой жизни, как аборт, совершаемый самой женщиной, а с помощью чего он сделан, распятия или вешалки для пальто, уже не так важно. Оба, и Фридкин, и Блэтти, считали своих матерей святыми. Потому эпизод прощания отца Карраса и его умирающей матери глубоко ими выстрадан. Для них блуд Реган — это оборотная сторона святости Мадонны. Вообще, «Изгоняющий дьявола» транслирует заметное отвращение авторов к некоторым не самым приятными свойствам женского организма. Например, не требуется большого ума, чтобы увидеть в известной сцене, когда Блэр тошнит после горохового супа, метафору менструации. Можно сказать, что в целом весь фильм насквозь пропитан ощущением паники от менструации.
Так вооот в чём дело Теперь понятно, почему мне было ТАК скучно и нудно его смотреть: это же фильм о панике мужиков перед менструацией
Солт абсолютно справедлива в своих словах о Джулии — продюсер была безжалостна, всегда знала, чего хотела и для достижения цели могла смести всё, что стояло на её пути. Однажды Дону Симпсону пришлось поехать вместе с ней в Нью-Йорк и заниматься трейлером с реквизитом для «Дурного настроения». Вот как описывает один из рабочих моментов сам Симпсон: «Джулия «Гений» Филлипс вдруг стала меня шантажировать. Мы поднимались в лифте отеля и она сказала: «Если не поднимешься в мой номер и не трахнешь как следует, завтра сяду на телефон и добьюсь, чтобы тебя уволили». Хороши дела, подумал я, но твёрдо решил не сдаваться. Во-первых, у меня просто не было желания её трахать, а, во-вторых, она была женой Майкла Филлипса, человека, который был мне симпатичен. И я ответил: «Нет, даже не мечтай». Как бы не так. Стоило мне войти в номер, как она начала названивать. Звонила и звонила, звонила и звонила. Наконец, я не выдержал и поднялся к ней. Джулия раскуривала огромный косяк и в этом я увидел шанс на спасение — она закайфует и забудет про меня. Я не торопился. В мою защиту говорит то, что я старался ограничиться кунилингусом. Через пару толчков она кончила. Так ради карьеры я пожертвовал своим телом».
Тем временем на съёмочной площадке «Таксиста» к Сибилл и впрямь относились, как к воплощению образа Сибилл Шеперд. Иными словами, плохо. Причём, особенно преуспел Роберт Де Ниро. Богданович считает, что актёр просто хотел добиться её расположения, но получил отказ. А вот что сообщает один из источников: «Джоди Фостер он носил на руках, как королеву, а на Сибилл смотрел, как на пустое место. Прямо скажем, обстановка была накалена. Кто-то из костюмеров дал Сибилл портативный электрический фен, потому что в платье ей действительно было жарко. А Де Ниро отпускал шуточки вроде: «Смотрите, «принцесса» пошла». Выглядело это омерзительно. К сожалению, приходится признать, что Бобби третировал тех, кто, по его мнению, не дотягивал.
Создателей «Бонни и Клайда» критика ругала за ироничный отказ дать оценку своим персонажам. Теперь, на фоне «Таксиста», «Бонни и Клайд» стал восприниматься как моралистическая притча, а её имплицитно либеральный (изначально воспринимаемый как радикальный) политический подтекст стал проступать гораздо явственнее, чем девять лет назад, когда лента вышла на экраны страны. Поместив главных героев в современную неуютную городскую среду и подчёркивая крах любовной интриги, Скорсезе и Шрэдер лишили бандитов эры Великой депрессии романтического ореола народных любимцев. Сюжет свёлся к банальной жестокости, которую разбавляет любование Шрэдера-кальвиниста очищающим насилием, которое совершает персонаж вроде Мэнсона.
«Таксист» идеально вписался в новый центристский курс администрации Джимми Картера, игнорировавший левое крыло демократической партии, сторонников сенатора Макговерна. «В 70-е активность Голливуда подхлёстывала политика, — говорит по этому поводу Битти. — С избранием Картера бурление жизни прекратилось. Воистину, никто так не вредит Демократической партии как сам брат-демократ». А от «Бонни и Клайда» в памяти зрителя осталось только насилие.
В конце концов, Коппола решил, что роль Уилларда будет исполнять Харви Кейтель, а роль полковника Килгора — Роберт Дювал. Находясь в полном отчаянии, он в последний момент смог дожать Брандо, правда, ценой невероятно щедрого предложения: 1 миллион в неделю при трёх неделях работы и 11% от общей прибыли картины. На остальные роли были приглашены Сэм Боттомс, Фред Форрест, Скотт Гленн и Деннис Хоппер. Собрав команду актёров, за 10 миллионов долларов Коппола продал нрава на прокат картины в США компании «Юнайтед артистс». Как позже выяснится, полученные им 17 миллионов — крохи, на которые задуманное не поставить, но желанный контроль над картиной он-таки получил. Студия же не преминула с оптимизмом объявить о выходе картины на экраны 7 апреля 1977 года — в 38-й день рождения Копполы.
Собираясь в дорогу, режиссёр позвонил Роджеру Кормену, который уже снимал на Филиппинах:
— Знаю, ты работал в тех местах, что посоветуешь?
— Посоветую не ездить.
— Поздно, мы уже несколько недель в лихорадке.
Да и актёрам Джордж опять не стал большим помощником. Вдобавок ко всему ужасными вышли и диалоги. Замечание Харрисона Форда но этому поводу стало крылатым: «Джордж, напечатать на машинке эту дрянь ещё можно, а вот как это произнести?!». В арсенале режиссёра для актёров было припасено всего две инструкции: «Хорошо, ещё раз то же самое, только получше» и «Чуть быстрее и понапористее».
Пришло время и Лукас, наконец, почувствовал, что может показать свои «Звёздные войны». Спецэффекты до сих пор не были готовы и кое-где он вставил кадры собачьих боёв из старых чёрно-белых кинофильмов времён Второй мировой войны. Как казалось самому Джорджу, общее представление о картине можно было получить и так. В Сан-Ансельмо прилетел Алан Лэдд, чтобы впервые хоть что-то увидеть из затянувшегося проекта. Де Пальма, Спилберг, Хайк, Кац, Кокс и Скорсезе встретились в аэропорту Бербанка. Стоял туман и рейс на Сан-Франциско задерживался. Когда всё-таки взлетели, Скорсезе в самолёте не оказалось. Как потом выяснилось, «Звёздные войны» крови ему попортили не меньше, чем Лукасу его «Нью-Йорк, Нью-Йорк». Однако главная причина заключалась в том, что он терпеть не мог авиаперелёты. Правда, Хайку и Кац это не помешало заключить, что во всём виноват дух соперничества — мол, он не то что видеть этот фильм не хочет, он даже слышать о нём нe желает. «Конечно, в такие периоды одолевают страх, беспокойство, тревога — а вдруг у кого-то вышло лучше? Пусть даже не лучше, а всё равно будешь себя накручивать — нет, у него лучше. Не сам подумаешь, так друзья-коллеги подскажут, и ведь поверишь. А стоит поверить — запомнишь на долгие годы», — рассуждает на эту тему Скорсезе.
Показ закончился, но аплодисментов не последовало. Наоборот, в зале повисла обескураживающая тишина. Без спецэффектов плёнку смотреть не имело смысла, вышла полная нелепица. Расстроенная Марша, перед тем как расплакаться, вымолвила: «Наконец-то любовь» какая-то вышла в жанре научной фантастики. Ужас, что такое!» Кац быстро отвела её в сторонку и вразумила: «Ты что, Лэдди увидит, а ну-ка приведи себя в порядок!». Лукас понял — это провал, взрослый человек не способен воспринять его кино, и в отчаянии повторял: «Это детское кино, понимаете, детское Вроде диснеевского, нечто среднее между «Вилли Вонком на конфетной фабрике» и «Компьютером в теннисных тапочках». Но миллионов 8-10 эта картина обязательно принесёт». Кто-то ушёл сразу, а те, кто досмотрел до конца, пошли перекусить в китайский ресторан.
В машине Джордж сидел, как в воду опущенный, чем-то напоминая контуженного. Собравшись с духом, он, наконец, спросил: «Ну, ребята, ваше мнение, только честно». В просмотренном варианте «Сила» именовалась «Силой Пришлых», с неё-то Брайан и начал, без разминки и экивоков: «Что там у тебя за «Пердёж Пришлых»? А твари, кишмя кишащие в самом начале, где ты подобное подсмотрел, может, на автостраде? А тарабарщина когда-нибудь кончится!?». Де Пальма сделал паузу, наблюдая за реакцией режиссёра. А Джордж всё подробно записывал. «Хорошо, вспомним первую сцену. Где мы находимся? Что за придурки нас окружают? Что за народ в костюмах от Железного Дровосека из «Страны Оз»? Что это за кино, я тебя спрашиваю?! Ты о зрителе подумал — никто же ни черта не поймёт!». Главная претензия Де Пальмы сводилась к тому, что невразумительный фильм Лукас пытался представить вполне понятным. Вспоминает Кац: «Брайана понесло, он потерял контроль над собой, кидался на Джорджа как бешеная собака. Даже Марша, всегда терпимая, так никогда и не простила ему столь гневной отповеди в адрес мужа». Джордж, правда, в долгу не остался, подколов коллегу: «Кто бы говорил. Ни один твой фильм ни шиша не принёс. А я, худо-бедно, но прибыль уже имел».
Решили изменить принцип движения персонажей, чтобы вышло нечто более правдоподобное. «А чушь про Джедая Бенду советую выбросить, никто не поймёт, зачем тебе это», — не унимался Де Пальма. Кац решила, что дальнейшее обсуждение бессмысленно, в любом случае, ни к чему хорошему не приведёт. Лицо Джорджа приобрело мертвенно-бледный оттенок, но он стоически принимал все упрёки, продолжая записывать высказанные замечания.
Спилберг думал иначе и заявил: «Джордж, это грандиозно! Думаю, фильм принесёт миллионов сто». В те годы картины таких денег за очень редким исключением не собирали, и Кац подумала про себя: «Интересно, Стив правда идиот или прикидывается?». А Лукас приободрился:
— Можешь не сомневаться, «Близкие контакты» сделают раза в четыре-пять больше, чем «Звёздные войны».
— Нет, Джордж, нет. На этот раз у меня вышла эзотерическая научная фантастика, ты же сделал вещь на синтезе жанров.
Лукас отдавал предпочтение молодым и неопытным актёрам, какими были Хэмилл и Фишер, а не Форду - Люку или, скажем, Ракел Уэлч или любой красотке из "Плейбоя" в роли принцессы. "Одно дело - играть для подростков, даже для молодёжи, и совсем другое - для детей. Да-да, детей 8-9 лет. Именно это и требуется. Представьте, что наш фильм - сказка Диснея", - объяснял режиссёр задачу актёрам. Забавно, что во время съёмок ему приходилось "успокаивать" грудь Фишер специальной клейкой лентой. "Космос - это вам не Земля, там грудь не прыгает, значит, и грешных мыслей в Империи не наблюдается", - язвительно заметила по этому поводу актриса.
Режиссёр понимал, что принятие зрителем жанрового деления и других условностей кинематографа определяется готовностью общества жить по правилам, утраченным за 60-е годы. Лукас просто воссоздавал и утверждал справедливость простых истин и ценностей. Своим манихейским нравственным фундаментализмом, проводя чёткую грань между чёрным и белым, «Звёздные войны» вернули былую прелесть таким понятий, как героизм и индивидуализм. После пятилетки засилья характерного и проблемного кинематографа с несчастливым концом, рваным повествованием, обязательными реминисценциями и психоделическими вставками, Лукас утверждал право на существование прямого, без подтекста, киноязыка, на котором общаются герои только двух противоборствующих сторон, причём у положительных и приключения оканчиваются счастливо. Лэдд заметил по этому поводу, что Лукас «напомнил людям, что незазорно искренне переживать за судьбу героя, живо реагировать, аплодировать, а где-то и покричать». На съёмках Лукас настаивал, чтобы актёры произносили даже самые невероятные диалоги, что называется, в лоб, без гримас и ёрничества. «Моё поколение вернуло в жизнь толику невинности… Знаете, циником быть легко. Трудно по старинке оставаться сентиментальным», — резюмирует Милиус.
Соли лития Коппола принимал около 4-х лет. Он стал спокойнее, но лекарство вызывало у него тошноту, и он заявил врачам:
— Надоели мне ваши металлы. Зачем они нужны?
— Без препаратов вернётся депрессия.
— Пусть депрессия.
— Главное, не застрелитесь, — напутствовали режиссёра специалисты.